"Помпеяне, репрессированные лично Везувием". Казни не бывают внезапными

…Одним из самых неожиданных, скажем так, впечатлений от моей последней поездки в Италию стала поездка в Помпею. Нет, я там, в общем-то, и раньше бывал, и книжки не только писать, но и, извините, читать является частью моей нынешней профессиональной деятельности. Так что про извержение я знал и картину Брюлова помню как сейчас. По мощи изображения внезапного события -- нечто равное другому известному произведению "Не ждали".

Но: в этот раз мы бродили по раскопанным развалинам города с профессиональным гидом, и мне впервые довелось услышать не поэтический и художественный миф о неотвратимой стихии, а сухую и от этого еще куда более выразительную оттого статистику от профессионально занимающейся проблемой историка и археолога.

Итак.

В Помпее погибло 1200 человек.

Население города на момент того жуткого извержения – составляло более 20 тысяч.

Естественно, возник вполне закономерный вопрос: куда делись остальные?

Так вот – они вполне благополучно уехали.

Времени с момента пробуждения Везувия было для этого, оказывается, было более, чем достаточно.

Сначала был столп пепла.

Потом пошел «дождь» из горячей пемзы.

Потом – полетели первые камни.

И только – потом…

…Погибли только те, кто либо вернулся, недооценив опасность, либо кого туда просто послали охранять имущество: клети, амбары. То есть в основном рабы. Это их тела образовывали пустоты в мгновенно застывающем пепле, который будущие археологи заливали гипсом: видны несвойственные для римлян «детали одежды», типа «варварских» штанов.

Ну, и самое страшное, лично для меня, пожалуй: перекрученные «пустоты», оставшиеся от привязанных собак, которых добродетельные жители Помпей не стали отвязывать даже перед побегом – пусть себе имущество охраняют.

Страшно.

И особенно страшно, что «последний день Помпеи» - это даже – не день.

Это, скорее, - «дни».

Словом, казалось бы, - небольшая, в принципе, деталь, - но как меняется картина происходящего, превращаясь из «трагедии необоримой стихии» в нечто совершенно иное, расцвеченное совершенно чудными, не меняющимися в веках, красками человеческой глупости, жадности и подлости.

Как говорили сталинские наркомы, «любая авария имеет имя, фамилию и должность». Что в переводе на язык сегодняшних событий значит: нет такой «элиты», которая трудолюбиво не вырыла бы себе яму сама.
Просто ей не нравится, когда ей об этом напоминают.

А нам важно помнить: все многочисленные дети и внуки элиты 1920-1930-х, ставшие главными мастерами-иллюзионистами при создании «миллиарда расстрелянных лично Сталиным», -- они как раз потомки тех самых помпеян, которые по упрямству, самомнению или жадности не внимали явным предупреждениям меняющейся эпохи.

И поэтому в их мифологии – репрессии были внезапны, беспричинны и чудовищно кровавы. При этом условные «мемориальцы», старательно и поименно поминая «жертв из Дома-на-Набережной», точно так же старательно обходят и умалчивают тот медицинский факт, что въехать в этот самый «дом» в девяти из десяти случаях было физически невозможно, не умывшись по локоть в красной человечьей крови. Всё-таки туда въезжала элита пост-Гражданской войны, Коллективизации и Революции.

Такие были, увы, не простые, скажем уж прямо, времена.

И знаете что?

Те ребята, которых сегодня из каждого утюга предупреждают о меняющемся характере Везувия и о том, что пошли столбы дыма – они потом, если выживут, будут описывать вероятную катастрофу своей общности именно во всяких внезапных терминах: сидим дома – и вдруг лава. И всё, что нажито непосильным трудом – всё пропало…

Источник